Игра в наперсток.

В «Комсомольской правде» появилась очередная пропагандистская статья от Банка России. На этот раз осанну цифровому рублю под названием «Зачем нужен цифровой рубль, станет ли он обязательным и что нам даст единый куар-код» пела новый зампред ЦБ РФ Зульфия Кахруманова.

Ничего нового она не сказала. Это были перепевы одних и тех же банальностей от Банка России, на неоднократную критику которых в ЦБ РФ не способны что-то вразумительно ответить. Повторять одно и то же нет смысла, поэтому гораздо интереснее посмотреть на это выступление с точки зрения манипуляций и логических ошибок.

Начинается интервью с апелляции к чувствам читателей и попытки создания некоего положительного эмоционального фона:
«И все же в области финансов мы впереди планеты всей! Ну или как минимум среди мировых лидеров.»
Это необходимо, чтобы вызвать положительные эмоции у читателя и отвлечь его внимание от возможной содержательной критики. По сути это стремление создать некую псевдореальность, когда эмоциональный фон используется для формирования общественного мнения в пользу политики, проводимой центральным банком.

Далее следует манипуляция упрощением:
«Цифровой рубль — это еще одна форма российской валюты... выбор, чем пользоваться, остается за человеком.»
Сложная система цифрового рубля представляется как некая простая замена наличным и безналичным средствам, третья форма – ничего интересного. При этом игнорируются потенциальные риски и последствия для сохранения приватности граждан и контроля за ними или управления ими при помощи этого инструмента. Это типичный пример «производства согласия», когда сложные процессы упрощены до уровня повседневного выбора, чтобы снизить уровень критического мышления.

Этим дело не ограничивается. Необходимо разделение на «своих» и «чужих»:
«Нельзя сказать, что мы точно следуем китайскому пути. Но это мировой тренд...»
Показательно, что китайский путь и внедрение цифрового юаня упоминаются как потенциально негативный пример, но при этом признается, что тренд является глобальным. Здесь внешняя модель используется для придания легитимности внутренних действий, но таким образом, чтобы не ассоциировать ее с собственной политикой, которая от внешней ничем не отличается. (Удивительно, что зампред не вспомнила про опыт Нигерии.)

Вновь присутствует манипуляция свободой или ложное обещание свободы выбора:
«Если человек не захочет им [цифровым рублем] пользоваться, он продолжит пользоваться теми сервисами, к которым он привык.»
Заявление о добровольности использования цифрового рубля противоречит возможному созданию таких условий и давлению со стороны Банка России, которые могут сделать его фактически обязательным. Это «управляемая демократия», когда свобода выбора декларируется, но на практике ограничена системными факторами.

При этом ЦБ позиционирует себя как эксперта, который «знает лучше», хотя никаких доказательств этого не приводит, а от возможностей для открытого диалога с общественностью откровенно уклоняется. Те эпизоды, когда такое имело место, представители Банка России проигрывали. Это называется «элитарным управлением», когда чиновники разного рода определяют направление развития общества без учета реальных потребностей граждан. Вот как это звучало на этот раз:
«Мы прогнозируем, что будет востребовано в ближайшие годы, учитываем запросы участников рынка...»
Практические результаты такого прогнозирования хорошо известны и мало соотносятся с реальной жизнью, а ведь именно практика - критерий истины.

Тем не менее Банк России не стесняется откровенно манипулировать надеждой, обещая будущее благополучие:
«Платформа цифрового рубля – единая... добавляя удобства людям.»
Идея некоего будущего удобства и технологического прогресса используется, чтобы оправдать текущие действия без детального обоснования их преимуществ. Этот подход известен как «технологический детерминизм». В нем развитие технологий преподносится как самоцель, при этом этические и социальные последствия их внедрения и использования никак не учитываются. Как правильно отметил наш читатель, если вы не способны объяснить полезность цифрового рубля даже бывшему министру финансов, то о каком удобстве и полезности может вообще идти речь?

Есть и просто противоречивые утверждения. Они содержат разнонаправленные идеи, чтобы удовлетворить разные группы читателей, но не дать четкой позиции. Например, одновременно утверждается необходимость унификации и сохранения множества платежных систем, создавая логическое противоречие:
«Куар должен быть единым и распознаваться любым платежным сервисом...» и далее «универсальный QR не отменяет все платежные сервисы».

Про сокрытие или предоставление неполной информации Банком России и говорить не приходится:
"Платформа цифрового рубля – единая... Украсть их просто так невозможно."
Здесь не рассматриваются вопросы о том, кто контролирует платформу, как обеспечивается защита данных и какие есть риски для пользователей. Это «информационный контроль», когда ключевые при реализации проекта вопросы замалчиваются, чтобы избежать критики и сомнений. Банк России ранее сам признавал, что хищения цифрового рубля будут, и вернуть их будет сложно. Единственное, что возможно, это пройти по их следам, но жертве это не поможет, ведь они будут уже потрачены, ведь каналы по выводу украденных средств за рубеж Банк России не пресекает.

На текущий момент мы имеем следующую диспозицию. Банк России вынуждает банки, торговые предприятия и иных участников рынка инвестировать миллиарды рублей в организацию инфраструктуры цифрового рубля с сомнительной для общества полезностью вместо того, чтобы направить эти ресурсы на обеспечение компьютерной безопасности и предотвращение хищений денежных средств у граждан.