СПЕЦКУРС. Лекция №39. Психологическая реабилитация последствий боевых действий. Часть 1. (текстовый формат)

СПЕЦКУРС. Лекция № 39.
Психологическая реабилитация последствий боевых действий.
Часть 1.

Здравия желаем, дорогие зрители канала «Сталинград». Сегодня, в качестве спикера я, Евич Юрий Юрьевич, создатель и руководитель проекта «Технологии Выживания / Тактическая Медицина». У нас в гостях очень необыкновенный человек. Практический психолог, психотерапевт Европейского реестра, создатель и руководитель проекта «Норма» Олег Валерьевич Леконцев.
Ю.Ю. - Многие зрители канала «Сталинград», в частности зрители «Спецкурса» могут спросить: - «А зачем вообще нам нужен психолог на нашем брутальном, милитаристском канале?» Ответ мой будет очень простой. Многие люди, в первую очередь участвовавшие в болевых действиях полагают, что у них с психикой после всего перенесенного полный порядок и никакая психологическая помощь им не нужна. А потом мне пишут или звонят с сообщениями примерно такого типа: - «Юра! Родственники считают, что я агрессивный человек, с которым очень трудно общаться. Чтобы доказать им что они не правы я выстрелил себе в голову из ракетницы. Хорошо, что кость прочная, не пробило». Это не шутка, это реальная цитата.
Мой практический опыт говорит, что ранят единицы участвующих, контузии получает большинство, а вот психологические потрясения разной степени тяжести получают все без исключения, кто маломальски активно поучаствовал. Поэтому, мы решили обратиться к Олегу Валерьевичу, и он любезно согласился посетить нашу студию.
- Олег Валерьевич! Вы можете с научной точки зрения прокомментировать те примеры, которые я привел? Расскажите о влиянии войны, как психотравмирующего фактора.
О.В. - Для начала я бы хотел поблагодарить руководителей канала «Сталинград», которые меня сюда пригласили. Вообще, наш проект не занимается только военными, и тем более военными, которые испытали стресс в боевых условиях. Это частный случай. Мы в этом случае уже достаточно опытны. Люди приходили в том числе и от вас. Вы знакомы с результатами нашей работы. Вы правы. Любой человек, который поучаствовал какой-то экстремальной ситуации, особенно если эта ситуация затянулась, то он конечно же нуждается в психологической помощи и поддержке. Просто эта помощь может быть разного характера и смысла. Дело в том, что условный воин (давайте так его назовем), который прошел горнило неких боевых действий, получает весь комплект всевозможных травм.
Давайте обратимся к тому, как мы определяем их тяжесть. Существует такая таблица, по которой разные ситуации в жизни могут оцениваться по стобальной шкале травмы. Естественно, первая в этом списке смерть или гибель кого-то из родных и близких. Это сто баллов сразу, и в этом случае человек нуждается в психологической помощи, даже если он так не считает. Потому что этот случай может поднять, как мы говорим, со дна такие способы реакции на мир, которые удивят даже его самого. Второе в этом списке, это свадьбы или разводы. Сначала развод, потом свадьба, это условные семдесят-восемдесят. И третье, это безусловно, изменение финансового состояния в любую сторону и переезды. В какую-то другую культуру, какую-то другую местность, которая незнакома.
Давайте теперь рассуждать, какие травмы получает человек участвующий в этих конфликтах. Как минимум, он получает травму от смерти или созерцания смерти. А в боевых братствах каждый из членов коллектива становится близок, потому что от него зависит напрямую жизнь и здоровье остальных. И как правило, это происходит в неких незнакомых местах. И вот, давайте представим, что условный воин, попавший в эту ситуацию, созерцая, либо непосредственно сам, ходя по краешку, или находясь в состоянии тяжелого ранения, после всего этого возвращается в так называемую мирную жизнь. И тут мы приходим к простому выводу. Человек, ушедший в зону конфликта, и человек, вернувшийся оттуда, это два разных человека. (Если с ним это происходит впервые.) Если не впервые, то это не настолько различающиеся люди. Просто если человеку не повезло и он не умеет переносить это стоически или его психика не подготовлена каким-то случайным образом к участию в этих событиях, то он, вернувшись начинает разрушать жизнь себе и своим близким. Иногда сам того не подозревая.
Ю.Ю. - Полностью с Вами согласен. Я хотел только проиллюстрировать людям. Кто не воевал, то не знает. Даже если ты служил с человеком несколько месяцев назад и он не показал себя каким-нибудь законченным гадом, и вдруг приходит известие о его смерти… Да, это потрясение как от смерти близкого человека. А поскольку известия приходят часто (иногда оказываются ложными, но в этот момент ты же этого не знаешь!), то переживания наслаиваются. У меня есть рассказ «Тихий день сепаратиста», а там есть фраза… У меня очень большая семья (я там перечисляю людей, которых знаю) и у меня каждый день похороны. То есть, там далеко за сто баллов получается. Стресс постоянный.
О.В. - Прости, пожалуйста. Я дополню. Вспомним те похоронки, которые приходили нашим. В данном случае моей бабушке. Дедушка мой участвовал в Великой Отечественной войне, человек героический. И естественно, это был стресс страшнейший. Известие о том, что близкий или родной тебе человек умер, либо получил тяжелое ранение, это даже для тех людей, которые не находятся в зоне конфликта, это большое потрясение. Кстати, их тоже нужно потом реабилитировать.
Ю.Ю. - Мы переходим к важному моменту. Когда бывали ситуации, что Ангел поехала на задачу, а меня не взяли по каким-то причинам, то я переживал сильней чем, если бы участвовал лично. Ты можешь этот тезис проиллюстрировать, что в процессе участия нервничаешь меньше?
О.В. - Видимо, человек, о котором ты говоришь, был тебе близок. И естественно, ты испытал весь спектр переживаний. Ведь у травмы есть ещё определенный критерий. Первый, если мы уже вторгаемся в методологическую область, это конечно внезапность травмы. Причем, она может быть как для людей, внутри конфликта, так и снаружи. Второе. Это, безусловно, её эмоциональная или физическая травматичность воздействия. К примеру, если человек внезапно получает ранение или также внезапно что-то происходит рядом с ним, то стресс может просто зашкаливать. А если ещё и больно, то вот вам и пожалуйста. Третий критерий, это замалчивание. Если родственники или близкие не имеют возможности об этом рассказать, то тогда стресс усиливается. Если человек внутри конфликта тоже не имеет возможности об этом рассказать, то это также приводит к усилению травмы. Именно поэтому так важно присутствие доброжелательно настроенных отцов-командиров, которые могут выслушать любого бойца, узнать, что с ним происходит. Либо эту функцию исполняют исповедники различных религиозных конфессий, способных доброжелательно встретить, принять и утешить. Иначе он получит четвертый тип травмы, который называется «отвержение». То есть, если ты рассказал и тебя послали, то это ,опять же усиливает стресс.
А последний фактор усиливающий травму, это страх её повторения. Не так страшна сама травма, как страх того, что ты её опять получишь и всё повториться. И опять тебе некому будет об этом рассказать, и опять тебя отвергнут. Вся эта кутерьма в голове человека продолжается, и мы на выходе получаем готового невротика (я даю общее определение, не углубляясь), который вернувшись, наладить жизнь вряд ли сможет. А если и налаживает, то очень своеобразно. Я потом расскажу о механизмах, которые применяются, но в общем я описал, что происходит с человеком и не обязательно военным. У военных просто это выражено сильнее и ярче. А так, в жизни мы всё время это получаем. Например, если в детстве с тобой что-то случилось и тебе по разным причинам некому об этом рассказать, то эта травма остается на всю жизнь. И в тот момент, когда ты будешь не в ресурсе (плохо поел, поспал, замучили проблемы) эта травма обязательно вылезет. И она вызовет весь комплекс поведения, которое с ней связано, мировоззрение вернется. То есть, ты провалишься в некую яму, и сам не поймешь, как в ней оказался. И тут нужен профессиональный психолог, дальше расскажу как.
В кабинете психолога не так уж страшно. Вообще, у нас психолог, как профессия на данный момент, это деятельность, связанная с низким авторитетом. И в стандартном протоколе действий, когда ты попадаешь в психологическую травму, психолог не значится. Люди бегут куда угодно. К астрологам, травникам, целителям… То есть, как я всегда шучу – психолог находится где-то между нумерологом и тарологом. И когда добираются до профессионального психолога (тут важно понять, что люди должны быть проверены), то как мы говорим, к нам доезжают просто «на лампочках». (Аналогия с автомобилем, у которого все системы последовательно выходят из строя и загораются лампочки, сигнализирующие о неисправностях).
Чем же должен заниматься хороший практический психолог? Во-первых, мы умеем структурировать хаос. Человек, который попадает к нам, он находится в состоянии структурного хаоса. С чем это связано? Когда он уходит в зону боевых действий (а в наше время это чаще всего происходит добровольно), он имеет какие-то представления о своих задачах. Что такое задача? Это цели плюс средства. Следовательно, у него есть какие-то цели и средства для их осуществления. И вот, он с этими ожиданиями попадает туда и начинает действовать. (Я сейчас рассказываю о личном опыте работы с такими людьми). Встречаясь с новой реальностью, он испытывает сначала растерянность, затем у него рушиться мировоззрение…
Ю.Ю. - О, да! Подтверждаю!
О.В. – Он понимает, что цели у него не те, и средства, оказывается, не очень все подходят. Ну, кроме технических, если он подготовлен физически и морально. У него же есть мотивы и чаще всего – благородные. Но! Попадая с этими мотивами туда, стресс неимоверный. И когда он возвращается, то его встречает среда, которая, мало того что не изменилась, а его родные и близкие тоже получили стресс. Потому что он туда поперся или никого не предупредив или чаще всего со скандалом. Он возвращается и пытается в этом новом мире освоиться. А он находится в состоянии хаоса. Он не понимает, что происходит. Как? Кто? Он даже не понимает, как изменились взаимоотношения внутри системы, в которую он вернулся. Имеется ввиду семья, любое сообщество профессиональное.
Наша первая задача структурировать хаос. Что это такое? Разобрать в чем конкретно проблема. Мы это делаем письменно, и человек начинает понимать, что с ним происходит. Мы возвращаем это понимание ситуации. Это очень важно.
В идеале во время работы сам психолог находится в состоянии спокойного принятия. В этот момент мы стараемся помочь человеку осознать. И само понимание структуры проблемы уже приносит облегчение. Многим становится гораздо легче. Что конкретно произошло. Всё! Выдохнули. «Я не псих, я не дурак, просто получил удар по системе». Так бывает.
Дальше нам нужно восстановить, то что называется «рефлексия» или «эмпатия». То есть, спокойное, доброжелательное отношение к ситуации, в которую он попал. Это тоже делается технически. Она восстанавливается определенными инструментами и приемами. И после этого мы выстраиваем ему новую задачу. То есть, опять цель плюс средства. Мы помогаем ему определить какая у него цель после возвращения, и какими средствами нужно пользоваться. И дальше, пользуясь новым техническим заданием, записанным на бумаге, приступить к делу. Важно не то, что ты пришёл, и тебе стало хорошо. «Хорошо» можно сделать себе традиционными средствами. Транквилизаторы, алкоголь. (Алкоголь – это нейроплазматический транквилизатор.) Это на какое-то время приносит облегчение. Но тут важно что? Чтобы вред от алкоголя не превысил пользу от того мнимого ощущения расслабления, которую он несет. Есть ещё одна проблема. Это вообще свойственно человеку. При попадании алкоголя в организм, в нем включаются механизмы, которые мешают регулировать дозу принятия алкоголя. И человек напивается просто до чертей. Это очень важно.
Наш проект «Норма» понимает, что нужно делать. Сначала нужно реабилитировать, помочь использовать возможности, какие есть, а потом, пожалуйста, развивайся. Условно говоря, мы сначала сломанные ноги сращиваем, потом заново учим ходить, а потом прыгай и играй в баскетбол, сколько тебе влезет. Понимание того, как работает современный практический психолог сейчас, оно очень отличается от тех стереотипов, которые нам навязывает кино и телевидение.
Ю.Ю. – Можно я про стереотипы… Я представляю мышление свих друзей, с которыми я участвовал. Первая гипотеза, что психолог гипнотизирует. Вторая. Напичкает страшными психотропными препаратами. Третья – совершает эзотерические, чуть ли не сатанинские ритуалы. То есть, на этом весь возможный арсенал психолога исчерпан и что можно сделать ещё, люди просто не представляют.
О.В. – Успокаиваю. Дело в том, что практическая психология, которой занимаемся мы и вообще все современные психологи эвристического направления, мы исключаем использование каких-то глубоких трансовых состояний, не контролируемых. Мы не применяем фармакологию, потому что, на это не имеем права. А про сатанинские обряды вообще ничего сказать не могу. Это технологическая работа, которая построена по определенным алгоритмам и нарушать их нельзя никому.
Ещё один стереотип – психолог, это жилетка, в которую можно поплакаться. Вдруг, кто даст совет. Внимание! То что называется советом… «Свой совет себе посоветуй». Мы можем давать рекомендации только тогда, когда мы обозначили проблему и определили человеку задачу. Потому что для него эта новая задача – его новая проблема, и мы должны помочь его решить.
Ю.Ю. – Замечательно. Хочу сказать следующее. Дорогие зрители! Просто ведение дневника во время боевых действий степень психотравмирующей ситуации снижает кардинально. Но! Сколько об этом не рассказываешь, единицы могут сделать над собой усилие и вести дневник. Когда приходишь работать к психологу, садишься, и тебя плющит. Начинаешь для себя писать, чего плющит и уже от этого самому может полегчать. Но львиная доля людей самому по себе сесть и писать просто органически не способна.
а. - это определенная технология, которой они не владеют.
б. – это самодисциплина, которой трудно обладать, если тебя расколбашивает так, что ты можешь выстрелить самому себе в голову сейчас.
То есть, сочетание этих факторов приводит к простому тезису: - «Вымыть машину, находясь внутри неё практически не возможно». Человека, которого плющит со стороны подправить гораздо легче, чем ему самому ценой титанических усилий себя собрать.
Такой вопрос. Среди людей, которые считают себя православными, очень распространена гипотеза. Я цитирую. К психологам ходить нельзя, потому что психолог идет на поводу у человека, который к нему пришел. Потакает его страстям, человек ещё глубже погружается в грехи и вместо того, чтобы в муках и страданиях искупить свою вину и очиститься он, потакая своим грехам, становится ещё хуже. Можно как-то разъяснить, что никто никому не потакает, потому что это не в интересах психолога.
О.В. – Ну, давайте сначала о традиционных представлениях, а потом о психологии. Для ответа на этот вопрос необходимо сделать небольшой экскурс. Дело в том, что священники любой конфессии в отсутствии психологических школ и исполняли роль этих самых психологов, потому что они позволяли человеку преодолеть несколько факторов: замалчивание, отвержение и частично страх повторения хотя бы тем, что они декларировали любовь Бога к нему, его к Богу. Собственно, и всё будет хорошо, и становилось легче. Задача психолога не поколебать человеческое мировоззрение своим. Задача технически разобраться, что с ним происходит. Если человек истинно православный, то ему это очень и очень помогает. Я нигде в христианстве не встречал фразы: - «Страдай и сдохни!»
Ю.Ю. - Это поздние веяния, которые сейчас стали чрезвычайно заразными.
О.В. – Вообще, в христианстве есть идея, которой до него не было. Это идея любви. Именно эта идея позволила христианству существовать до сих пор. И давайте вспомним, в каком году мы сейчас живем и по какому летоисчислению. К нам приходят люди разных вероисповеданий, мы со всеми работаем одинаково, и причем здесь, собственно, верования человека? Моё собственное мировоззрение и мои убеждения не должны повлиять на этого человека. Я декларирую только одно: - «Мы тебе поможем разобраться и выстроить свою жизнь». Если тебе православные убеждения в этом помогают, это прекрасно.
Ю.Ю. – Я выскажу предположение. Возможно, я ошибусь. Возможно, вы меня поддержите, что если у человека есть какая-то выстроенная внутренняя религиозная система, то работать с ним легче. Потому что, примерно понятно, на что он ориентируется, что считает приемлемым, что нет. Есть понятийное поле, с которым можно работать.
О.В. – Наверное, это так. Просто нужно прояснять каждого человека. Иногда идея страдания настолько глубока, вот вы пример приводили. Если человек убежден, что ему всё это нужно пережить через страдания, здесь может помочь только мнение авторитетного человека. В это смысле, психолог не авторитет. На вопрос, что же делать родственникам тех, кто пришел и начинает чудить, я отвечаю так. Найдите авторитетного для него человека, и попросите его с ним поговорить. Это может быть его боевой командир, может священник, которому он доверяет. Но для того, чтобы это произошло, нужно понимать, что эти люди сами должны обладать позитивным намерением (желанием помочь). А второе, пониманием того, что современный психолог это не сатанист, который пытается с помощью своего мировоззрения нарушить чужое. Это профессионал. Эмпатичный, доброжелательный, спокойный. Который поможет выбраться из ямы, в которую, человек забрался. Эти ребята не просто в яме оказываются. Они же ещё и окапываться продолжают! Вспомните первое правило человека, попавшего в яму? «Перестань копать!» Ты итак уже окопался. Давай вылезать оттуда.
Ю.Ю. –Я позволю себе маленькое дополнение. Иногда бойцы различных спецподразделений, с которыми я работаю. Люди, имеющие боевой опыт, спрашивают меня: - «Юрий Юрьевич! А как вам удается при вашем опыте сохранить психику здоровой, как удается эффективно работать?» Я сначала над ними подшучиваю: - «Ты кого тут нормальным обозвал?» Мы смеемся. А потом я отчетливо говорю, что у меня свой духовник, дай Бог ему здоровья, и у меня постоянная работа с психотерапевтом. Я этого факта не стесняюсь.
О.В. – Мы сейчас стараемся не то что, уйти от названия «психотерапевт», а просто применять его правильно. Потому что у нас коннотация этой профессии исключительно, ну… Слабо отрицательная. А второе, все связывают это с воздействием фармакологии, и прочее, и прочее. Опять же, этот стереотип, навязанный СМИ и всякими сериалами, совершенно дурацкими. Сериалы про военных – военные считают дурацкими. Сериалы про полицию – полицейские считают дурацкими, идиотскими. То же самое и мы, психологи. Когда смотрим, что снимают про профессионалов, Мы понимаем что, да. «Ну, ОК!»
В чем тут ещё история? Ведь психолог – это человек помогающей профессии и по умолчанию сволочью быть не должен. И какой соблазн у режиссеров и сценаристов сделать его сволочью на контрасте. Я понимаю их соблазн.
Ю.Ю. – Я хотел, закрывая эту тему, сказать следующим образом. Всякий человек, который при наших словах начнет улыбаться и говорить: - «Нафига нужен психолог?» Я процитирую слова одного из парней, с которым мы вместе в одном замесе были под аэропортом были: - «Когда ты с человеком ешь из одного котелка, а через полчаса в этот котелок собираешь то, что от него осталось, в твоей душе происходит большая трансформация чувств». Вот, чтобы эту трансформацию конструктивно преобразовать в стальную ненависть к врагу и высокую боевую эффективность, а не спится, не погибнуть в суициде под какой-нибудь машиной, не сторчаться на наркотиках, нужно приложить очень большие усилия. Само собой этого чаще всего не происходит. Чем больше я участвую, чем больше людей вижу, тем больше усматриваю негативные последствия для здоровья у тех, кто психикой не занялся.
И ещё, добавлю. Правильно было сказано, что нужно понимать и сочувствовать. Нужен опыт и эмпатия. Так вот. Я недавно со своим духовником беседовал и говорю: - «Почему ваши советы мне помогают, а советы всех остальных нет?» Он говорит – «Для того чтобы тебе помочь, нужно тебя понимать, и нужно тебе сочувствовать». Он понимает, потому что сам с большим опытом участия в боевых действиях, и он искренне сочувствует. Вот два важных фактора, которые помогают работать с людьми эффективно. Вот два человека. Один от церкви, другой не религиозный, а в профессиональных вопросах говорят одно и то же.
О.В. – Я согласен с вашим духовником. Свою эмпатию и сочувствие к участникам боевых действий он приобрел в результате опыта. Боевого опыта. Чтобы работать с травмированными в боевых действиях людьми, этого опыта можно не иметь. Можно иметь профессиональную эмпатию и сочувствие, которые позволяют достичь взаимопонимания. Он очень правильно сказал. Ваш духовник описал то, что называется мыследеятельностью. Как раз то, чем мы занимаемся. Одна из задач нашего проекта, это восстанавливать интеллект, способность к мышлению. Это то преимущество, которое останется с нами на всю жизнь. И вот именно по этой части люди в боевых действиях получают мощный удар. Что нам нужно сделать? Понять человека. Дать понять человеку, что мы его поняли, чтобы он расслабился и начал делать другие выводы. То есть, это о понимании и рефлексии. У вас очень грамотный специалист, ваш духовник. Либо он действительно этим занимается, либо интуитивно… Я преклоняюсь. Но мы этим занимаемся специально, и это нам очень помогает в нашей работе.
А дополняя ваше рассуждение о том, что надо вести дневники. Понимаете, когда человек попадает в экстремальную ситуацию, как говорил один грамотный инструктор: - «Когда рядом шарахнет, ты не поднимешься на уровень своих воззрений о себе, как о бойце. Ты упадешь на уровень того, чему я тебя научил». То есть, ты будешь действовать так, как ты будешь действовать на рефлективной привычке. И то, что происходит с человеком там, в стрессе… Он демонстрирует те привычки, которые он приобрел в глубоком детстве. И если его там дневники вести не научили, если он специально этому как-то не научился, то он и не будет этого делать. Сколько из нас вели дневники в детстве и выговаривались родителям, когда им плохо? Да единицы! Какой главный закон для мальчиков, Что нам вбивают в голову? Не жалуйся, терпи! Ты должен справляться сам и т.д. Вот человек всю эту детскую палитру и демонстрирует. Да, он выглядит как взрослый человек. Вы же сами сказали. Смотришь – ну, детский сад! Просто хорошо вооруженный, дружный.
Я понимаю, что сейчас могу задеть чьи-то чувства, но это выглядит именно так. Просто я уже с этим работал и немножечко в теме. И вот, возвращаясь к нашей теме. Мы возвращаем человеку мозги. Мы возвращаем способность заново оценивать ситуацию, как человеку, который находится уже ЗДЕСЬ. Всё. Ты дома. И мы находим ему средства, чтобы он свои новые цели реализовал. Я повторяюсь, но я хотел бы, чтобы мысль дошла. Основная задача нашего направления, это починить то, что поломано, дать попользоваться и дальше развить. То, что мы называем «мыследеятельность, интеллект, мышление».
Ю.Ю. – Чем больше я живу, тем больше мне кажется, что одна из основнейших проблем современности, это отсутствие у людей воли, либо умно говоря целеполагания и мотивации. У меня даже такая статья есть – «Паралич воли». В ней я описываю то, что современное общество является глубоко парализованным. Все кругом расслабленные ходят. Можете, как профессиональный психолог прокомментировать. Так ли это? В чем корни явления? И какие возможны пути решения.
О.В. – Прежде чем ответить, нужно сделать небольшой экскурс в психологию. Прежде чем рассуждать о каком-то явлении, мы должны получить о нем представление. Когда вы говорите об отсутствии воли, нужно получить представление о тех людях, у которых она отсутствует. Об объекте. Когда мы начнем их изучать, мы с удивлением обнаружим, что вы говорите о поколении воспитанным мамами и бабушками. Это поколение мужчин, которое, к сожалению, воспитано женщинами. Тут какая ситуация. Это женщин почти ничему учить не надо. Они сами как-то осваиваются. Вот девочка. Ей три года, а она уже котенка нянчит. А мужчину быть мужчиной нужно учить. Как говорить, что делать, какие реакции демонстрировать. Этим должны заниматься мужчины в самом раннем возрасте. А у нас папы всё время на работе. Он считает, что сын одет, обут. С ним можно поговорить пять минут в неделю и у тебя вырастет мужчина. Мужчина – это не пол. Это функция. В нашем случае она должна быть реабилитирована, потому что она нифига не работает. Должно быть объяснено, как использовать возможности мужчины, и как их развивать. И поэтому, то явление, о котором вы говорите, это скорее паралич воли поколений. Паралич тех групп, сообществ и людей, которым не у кого было учиться. Новая задача наших нынешних инструкторов, с малых лет, если больше не кому, прививать мальчикам представление об их функции. А эти функции очень просты. Мы должны уметь конкурировать, добиваться своего, действовать в экстремальных ситуациях. Мы должны, как принимать решения, так и применять ответную физическую агрессию, если это необходимо. А бабушки нам что говорят? «Драться нельзя!» А мамы что говорят? «Всё можно решить словами». Словами можно решить, если тебе уже за тридцать, и ты владеешь технологиями ненасильственного общения. (Это тоже то, что мы продвигаем.) То есть способность понять, что человек от тебя хочет. А в экстремальной ситуации у вас просто нет такой возможности, понимать, общаться. Здрасте-пожалуйста! На вас бегут с чем-то тяжелым, а вы: - «Да я это, вот, тут…» Нужно действовать быстро!
И возвращаясь к этому вопросу. Это не паралич воли неких абстрактных людей. Это паралич воли совершенно конкретных людей, воспитанных в совершенно конкретных условиях, у которых нет функции, позволяющей выполнять задачи, которые можете поставить, например, вы. Их нужно практически заново воспитывать, заново учить. Потому что, например, воин – это тоже функция. И функция «воин» без функции «мужчина» работать не будет. Они взаимосвязаны. Если у вас нет мужского воспитания, то взяв в руки оружие, вы, скорее всего, взвизгните, и уроните его. А в экстремальной ситуации забудете куда нажимать. Это логично и логика здесь совершенно очевидная. Наша задача, как практических психологов и состоит и в том числе, чтобы восстановить эту мужскую функцию. Поэтому мы скептически относимся и к выбору гендера. Анекдот. Стоит мужчина возле голландского роддома и спрашивает:
- Родила?
- Да!
- А кого?
- Вырастет, само решит.
Если мы хотим воспитать волевое поколение, нам нужно понимать, что такое функция мужчины. Если женщинам присуще содружество, партнерство, близость… Мы не объедем эти миллионы лет эволюции вообще никак. Нашей современной цивилизации 40-50 тыс. лет. А современным воззрениям от силы двадцать. И вы что, хотите объехать вот этот весь биологический багаж? У вас не получится. Наша задача привести мужчину к мужской функции, а женщине пересобрать её женскую функцию. Мы же говорим только о мужчинах, а ведь встречается и немалое количество женщин, которые участвуют в боевых действиях, не только из числа мирного населения. Их тоже всех лечить нужно поголовно. Участвующие активно, вынуждены воспитывать в себе мужскую функцию, которая подавляет женскую. И потом, этот функциональный отпечаток тащат в мирную жизнь, а от них ждут чего-то женского. Сильно удивляются, когда эти девочки демонстрируют железный характер, волевые решения. Понятно, что замуж выйти с такой историей очень сложно, а то и не возможно. Они начинают искать ещё более сильного мужчину, а найдя, его они демонстрируют свою линию поведения. А мужчина, выполняя свою функцию, вообще не понимает почему с ним везде конкурируют. Начинаются конфликты и вот, пожалуйста, развод.
Ю.Ю. – Я дополню. Тема очень актуальная. На женскую психику война влияет сильнее, чем на мужскую. Из своего опыта я могу сказать следующее. Такая женщина, найдя мужчину более сильного, чем она, более умного. Она вступает с ним в непримиримую схватку за главенство со стремлением доказать, что всё равно же она главнее его! И варианта два. Либо она его заломала через колено и перестает ценить и уважать. Жить с ним не может, типа: - «Зачем мне мужик, который как баба?» Либо, мужчина, который бьется-бьется, бьется-бьется, и замечает, что 9/10 его эффективности уходит не на борьбу с внешним миром, а на подавление вооруженного бунта на корабле.
О.В. – Это проблема очень серьезная. Я хочу напомнить начало известного стихотворения: - «У войны не женское лицо». В каких-то конфликтах женщины участвуют не во всех формах взаимодействия. Им более свойственны те задачи, к которым склонны женщины. Терпение, спокойное принятие, гибкость психики. А это у на кто? Медицинский персонал, связь. Ю.Ю. - Куча подсобных задач при штабе, где нужно качественно склеить карту, а не как делают мужики. И если из чисто боевых задач, может быть иногда – снайпер.
О.В. – Да! Алия Молдагулова, например. Я же был советским ребенком, поэтому осведомлен о тех подвигах, которые совершали женщины во время Великой Отечественной войны. Женщины-снайперы воевали наравне с мужчинами. Мало того, если надо было залечь и ждать, они залегали и ждали, пока не появится случай поразить цель. И возвращаясь к вопросу, хочу вот что сказать. Женщины требуют отдельной реабилитации. Если они её не пройдут и самостоятельно не успокоятся (а это случайное событие с низкой степенью вероятности), то в мирной жизни им необходима помощь психолога, который спокойно разберется что с ней и как.
Ю.Ю. – Мы тут говорили о людях, к сожалению немногих, которые самостоятельно поехали воевать за родину, получили психологические травмы, как им помочь. Но если оглядеться вокруг, то с ужасом можно увидеть миллионы, если не десятки миллионов особей (назвать их людьми язык не поворачивается), которые изначально ничего не хотят, ни к чему не стремятся. Какая там война! Если их достаточно сытно кормить, то они могут прожить как овощи до самой своей смерти. И в целом, для народа это чревато гибелью, потому что такие люди не размножаются, не создают семьи, не заводят детей, не производят общественный продукт. По большому счету это катастрофа. Вот, в свете этого у нас вопрос. Можно ли этих людей как-то потихоньку превратить в настоящих мужчин, которые были бы мужьями, отцами, защитниками Отечества.
О.В. – Если позволите, я разобью этот вопрос на две части. Что происходит и что делать. Я понял, о чем вы говорите. Как психолог, я бы не стал объярлычивать этих людей как безвольных, как людей второго сорта. Это люди, достойные того, чтобы к ним относились доброжелательно и спокойно. Это первое правило доброжелательного принятия. Если у вас нет эмпатии к ним, вы ничего не сделаете. Если они не будут понимать, что их собираются понять и выслушать, то у нас ничего не получится. Эти поколения, выращенные в тепличных условиях, которых воспитывали мамы и бабушки, они, в общем-то, и не понимают что это такое. Как это быть мужчиной или женщиной, о которых вы рассказываете. Назовем их идеальными мужчиной и женщиной. Мужчина защитник, добытчик, человек способный взять на себя ответственность за кого-то другого. Женщина, которая создаёт атмосферу в семье, которая доброжелательно воспитывает девочек, обеспечивает жизнедеятельность мальчиков. А мужчина воспитывает мальчиков и защищает девочек. Девочек мужчина воспитать не может. Он не сможет ей модели передать. Точно так же как и женщина не сможет воспитать мальчика. Нет у них соответствующих механизмов. И вот это всё у нас происходит.
Что же с этим делать? Первое, что мы можем сделать, это осведомить, что так можно. Что есть механизмы, способные развить конкурентный характер, могут развить способность к прямой ответной агрессии и так далее. Если их осведомить, то среди этой выборки найдутся люди, которые скажут: - «А что, так можно было? Ух, ты! А давайте попробуем!» И существует вторая группа, которая ничего не изменит до тех пор, пока как говорил Ницше, не придет от себя в ужас. То есть, это люди для которых нужно создать проблему. Ему тридцать, он живет с мамой и его всё устраивает. Как говорил один умный человек, если кто-то живет с мамой, то ребёнок должен быть только у его мамы. Пока он жил с мамой, он не видел проблемы. Чего-то у него внутри колобродит, но ему нужно создать проблему, потому что мама её не создаст. И то сообщество, в котором он живет, оно тоже не создаст, потому что оно заинтересовано в стабильности. Мы приматы – это наше нормальное качество. Женщины заинтересованы в стабильности внутри системы, а мужчины заинтересованы чего-то там снаружи добыть. Это очень серьезный вопрос на самом деле. Кто может создать проблему? Мы говорили о неком авторитетном товарище, который может его взять за грудки и потрясти: - «Неужели ты не видишь, что с тобой происходит?» Раньше эту функцию выполняли, в том числе и священники и у кого-то получалось. Это же не просто агрессивные действия. Совершающий их должен иметь благородные намерения и обладать теми инструментами, которыми обладает твой духовник. То есть, это эмпатия и понимание. Вот тогда всё получится.
Если говорить более широко, то если перенастраивать целое поколение, на это конечно нужна политическая воля. Как-то своими силами мы можем справляться. Мы научим людей, но сколько их мы сможем починить? Если появится необходимость и люди, готовые пойти на это… Первым правилом является добровольное и осознанное обращение клиента к психологу. Тогда мы сможем что-то сделать.
Ю.Ю. – Подчеркну. Если люди не хотят признать наличие проблемы, а тем более просить о помощи. Или наоборот. То даже самый маститый психолог ничего не добьется. Не будет толка.
О.В. – Если он просто пришел, даже не осознавая проблемы, то уже хорошо. Здесь уже есть за что зацепиться. Всё-таки, проблему создают или сообщают о ней люди, которые авторитетны для каждого конкретного человека, а не мы. Если профессия практического психолога и психологичекий проект «Норма» станет авторитетом, то наверно и у меня, Олега Леконцева, получится сказать:
- Чувак, у тебя проблемы!
- Что, правда?
- Да, правда!
- О! Авторитет сказал.
И он хотя бы задумается, и может, придет от себя в ужас. Но пока наша профессия находится в таком плавающем статусе. Уважают врачей.. А ты кто, психолог! Ух, ты! [сарказм] Вот этого нет.. Хирург? Ба-атюшки мои! Военный, участник боевых действий? Круто! Психолог? Чё-оо? Обычно так. И мы уже к этому привыкли, но сейчас отвыкаем. Мы стремимся сделать свою профессию авторитетной. Как это сделать? Только при помощи целеустремленного и продуктивного труда внутри профессии, зарабатывая себе непререкаемую профессиональную репутацию. Тут болтовня не поможет. А болтунов полно. Вот взять хотя бы этих: - «Ты можешь! Ты откроешь бизнес!» К нам приходят люди, травмированные этими тренингами личной эффективности. Человек на взводе бросил работу, начал бизнес, а потом стресс настал и он скатился туда, куда привык. И он в такой растерянности, очень похожей, но несоизмеримо меньшей, чем испытывает человек, вернувшийся из зоны боевых действий. Это явления одного порядка, только разной интенсивности.
Ю.Ю. – Вот мне лично очень интересно. Сейчас психологи, противника убиваешь с большой дистанции и всё равно у нас у всех проблемы. Как в старину обстояло дело с вопросами реабилитации? Почему люди массово не сходили с ума? Даже, говорят, после Великой Отечественной у людей с психикой попроще было. А они перенесли такое, что нам и не снилось.
О.В. – Посттравматических расстройств, наверное, было столько же. Народ был травмирован массово. Но когда народ массово травмирован, то заметно только наиболее травмированных. Которые спиваются насмерть, бегают с винтовками… Народ массово пил. Были и неврозы, и психозы, но к ним относились нормально. Ну а чего? Он же войну прошел. Это было можно. Это сейчас кажется странным.
Я понимаю этих людей. У меня дед воевал. Я видел, как он эти последствия переносил до самой своей смерти. У этих людей не было психологов. Они всю жизнь жили в этом. Им всю жизнь снились сны про войну, и они вскрикивали по ночам в ужасе. Могли нажраться и отдавать рапорт командиру. Это реальный случай. У нас сосед был такой. Он сильно выпивал. Выходил во двор и отдавал рапорт воображаемому командиру отделения. Где он воевал, я к сожалению не помню. И это было нормально, потому что человек воевал. то что перенесло это поколение, я об этом даже думать не хочу. Это героическое поколение. И они радовались тем мелочам, которые, наставали в последующей мирной жизни. А так, все потихонечку вспоминали… И День Победы не сразу после войны начали праздновать, потому что это бы обострило психотические состояния. Его начали праздновать гораздо позже, когда люди уже пообвыклись с мирной жизнью. И уже как-то можно было это вспоминать. Это было очень мудрое решение.
То что происходит с нынешним поколением травмированных… Они просто более заметны на фоне мирной жизни. Мы все живем нормально. Паровое отопление, электричество, транспорт… И эти люди кажутся, Ну уж совсем! Если их поместить в обстоятельства 1948-49-го годов… Нормальный мужик! Вернулся с войны, сидит себе, бухает потихоньку, психует, из ракетницы в башку себе стреляет. Ну чего такого? Но теперь, когда мы оснащены современными средствами психологии, запускать эти случаи нельзя. Хотя бы потому, что человек это существо ценное. А с точки зрения религии – богоподобное. И хочется, чтобы каждый в течении своей жизни максимально себя реализовал и получил от этого максимум. А вот это всё: получать эти максимумы, удовольствие от жизни. Продуктивную функцию реализовывать – созидателя, творческого человека. Да просто обычного ремесленника, который приносит пользу обществу, очень трудно.