Цунами бедноты.

Крушение коммунизма в СССР совпало с началом демонтажа капитализма как системы западной верхушкой. Более того, это две стороны одной медали — упадка и падения капиталистического мира, борьбы, ведущейся между верхушкой и средним классом за то, кто исключит кого из будущего посткапиталистического мира, на чьих костях он будет построен. История западной цивилизации знает такой системный трансгрес, который стихийно осуществили представители доминирующих групп, чтобы сохранить власть, привилегии и богатство, не утратить их по отношению к низам. Речь идёт о кризисе «длинного XVI века» (1453–1648 годы).

Однако операцию начали, не продумав до конца такой фактор, как масштабы современного мира. Кризис позднего феодализма оказался управляемым, потому что в главном не вышел за европейские рамки. Кризис позднего капитализма – иной. Капитализм – мировая система, каждый раз преодолевавшая свои структурные кризисы за счёт внешней экспансии – путём выноса проблем вовне и превращения европейской мир-системы сначала в мировую, а в конце XX века – в глобальную.

Экспансия американского капитала в начале 20-го века
Капитализм невозможен без периферии (низкооплачиваемая рабочая сила, сырьё, рынки сбыта), население которой стремительно растёт. Капитализм на своей периферии «выращивает» «внешний пролетариат» и полупролетариат так же, как античность «выращивала» варваров - свой «внешний пролетариат», если пользоваться терминологией А. Тойнби.

«Демографический взрыв» XX века – результат экспансии капитала. Однако сегодня включить разросшееся население в производственные процессы капитал не может. Результат – огромное количество лишних людей. А поскольку деревня Юга сама себя прокормить не в силах, являя аграрное посткрестьянское общество, быстро растущее население сбивается в города, прежде всего самого Юга и мигрирует в города Севера (города поглотили 2/3 «продукции глобального демографического взрыва» после 1950 г.). В результате, помимо сегмента-аналога позднефеодального кризиса, в нынешнем глобальном кризисе появляется и сегмент-аналог позднеантичного. Так сказать, «вторая матрёшка». Вызревает громадная масса новых варваров.

"То, что культуры, достигнув определенной стадии изощренности и утонченности, впадают в дикость и варварство - не новость. Это уже проходили древние римляне. В первые десятилетия ХХI века процесс происходит в более глобальных масштабах. Римская империя в период упадка и после распада не вернулась к Элевсинским мистериям и почитанию олимпийских богов, не говоря уже о более архаичных практиках. Нет, был просто хаос, война всех со всеми и утрата большей части античного знания." Дмитрий Комм.

Согласно ооновскому докладу 2003 г. «Вызов трущоб» из 6 миллиардов населения планеты один миллиард – это так называемые slum people, то есть трущобные люди. Те, кто живёт в убогих лачугах, землянках, пустых ящиках и т.п. Один миллиард – это мировое население той поры, когда Энгельс изучал положение рабочего класса в Манчестере. «Трущобный миллиард» – примерно треть мирового городского населения и почти 80 процентов городского населения наименее развитых стран. Трущобные люди ничего не производят и почти ничего не потребляют.

“Slumland” раскинулся от предгорий Анд и берегов Амазонки до предгорий Гималаев и устья Меконга. Это люди, вообще исключённые из жизни, так сказать, помноженные на ноль. Кстати, глобализация – это и есть прежде всего исключение всего лишнего, «нерентабельного» населения из «точек роста». Глобализация социально – не единая планета. Это две сотни связанных только между собой точек, сеть, наброшенная на остальной мир, в которой он беспомощно барахтается, ожидая последнего удара.

Экологически (да и психологически) трущобы не выдержат такого пресса и мировые «лишние люди» обязательно рванут за пределы трущоб, «заливая» города. Причём не только на Юге, но и на Севере. Чтобы увидеть будущее, достаточно взглянуть на Нью-Йорк, Лос-Анджелес с трущобами в центре (!) города, Париж и, конечно же, Марсель, арабская половина которого, по сути, не управляется французскими властями. Афро-арабский и турецкий сегменты в Европе живут своей жизнью. Они не принимают общества, в которое мигрировали, отрицают его ценности. Причём отрицают активно. Это свидетельствует только об одном – зреют «гроздья гнева» в старой и относительно тихой Европе. А ведь кроме выходцев с Юга в Европе теперь есть – спасибо США – мощный албанский сегмент, мусульманский и криминальный одновременно.

Половина «трущобных людей» – лица моложе 20 лет. А согласно теории (точнее, эмпирической регулярности) Голдстоуна, проверенной на немецкой Реформации XVI века, Великой французской революции XVIII века и русской революции XX века, как только доля молодёжи (15-25 лет) в популяции превышает 20 процентов, происходит революция. Когда молодёжи слишком много, общество не успевает социализировать и интегрировать её. А ведь помимо slum people, которые живут ниже «социального плинтуса», есть и те, кто живёт чуток выше – не на один доллар в день, а на два.

Когда-то Мао Цзэдун выдвинул доктрину «Мировая деревня окружает мировой город», где сконцентрированы эксплуататоры. Сегодня, напротив, в мегаполисах и мегасити сконцентрированы эксплуатируемые и те, кого даже не берут в эксплуатацию, – «избыточное человечество». А верхушка, будь то Лондон, Нью-Дели или Сан-Паулу, переезжает в укреплённые загородные виллы, как это делала римская знать в конце империи, бросая Рим, форум которого зарос травой. Переезд сытых пожилых изнеженных римлян в охраняемые виллы не помог – варварская волна и восставшие собственные варваризированные низы смели их.

Ныне, похоже, мы находимся на пороге (а отчасти уже в начале) нового Великого переселения народов. И как бы североамериканцы и европейцы ни пытались регулировать процесс миграции, у них ничего не получится – нужда и беда выталкивает афро-азиатские и латиноамериканские массы в мир сытых и глупых белых людей. К тому же без притока бедноты с Юга экономика ядра, прежде всего третичный сектор не сможет функционировать – европейцы и американцы обленились и никогда не станут выполнять ту работу, за которую уцепятся выходцы с Юга.

В результате на самом Севере мы имеем противостояние: богатые, белые, христиане, пожилые – против бедных, небелых, в основном мусульман, молодых. Четыре противоречия в одном – это социальный динамит.

Выигрывая в краткосрочном и отчасти среднесрочном плане от ослабления и устранения среднего класса, финансовые олигархии в долгосрочном плане закладывают динамит под самих себя.

Серьёзные люди в той же Европе уже давно бьют тревогу. Так, в 1991 г. в Париже вышла книга Ж.-К. Рюфэна «Империя и новые варвары: разрыв Север-Юг». Автор попытался наметить стратегии империи в противостоянии неоварварам и ничего лучше, кроме «limes»’а (границы) времен риского императора Марка Аврелия так и не нашёл. Лимес, как мы знаем, не спас Рим. Всего лишь через несколько десятилетий после смерти Аврелия разразился кризис III века, после которого Рим перестал быть самим собой.

История Римской империи — наглядное свидетельство крушения стратегии типа "буферов". Варвары, которым разрешали селиться на границах империи, должны были защищать её от других, более диких варваров, получая за это определённое вознаграждение. Возник целый пограничный пояс таких структур, который со временем начал давить на слабеющую империю, шантажировать её. А когда империя не смогла платить, варвары просто завоевали её, воспроизведя на международном уровне схему "преторианцы — император". Иными словами, Римская империя взрастила своего могильщика.

Пожалуй, можно добавить и другие факторы. Спровоцировав кризис, финансовый истеблишмент словно открыл врата ада. Наружу вырвались многие демоны. Скажем, кризис старой индустриальной модели развития. Мир становится на пороге болезненного перехода на технологии следующей эпохи, которые приведут к закрытию целых отраслей нынешней промышленности за их ненадобностью, к потере работы и места в жизни миллионами обитателей развитых стран. Многие мыслители говорят об опасной точке «технологической сингулярности», указывая на развитие нанотехнологий, биотеха, генной инженерии.

Приплюсуем сюда разворачивающийся кризис мировой валютно-финансовой системы, грозящий глобальной депрессией почище 1929 года. Кризис энергетический: потребление электричества и тепла растет быстрее, чем мощности по их производству. Кризис управленческий: прежние структуры власти, институты парламентаризма и демократии, унаследованные от индустриальной эпохи, слишком медлительны и неадекватны в современном мире бешеных перемен и нарастающей сложности. Наконец, падение качества образования и оглупление граждан некогда развитых стран приводит к тому, что белые теряют научно-техническое лидерство, не могут грамотно эксплуатировать сложные технические системы. Отсюда – болезненная смена лидеров развития и нарастающий вал техногенных катастроф...

Кризис образования – важная составляющая любого общего кризиса, это было характерно для кризиса и поздней античности и позднего феодализма. Но сейчас масштабы фантастичны, поскольку капитализм строился как цивилизация науки и образования, а чем выше забираешься - тем больнее падать. То, что сегодня происходит с наукой и особенно образованием, как в мире в целом, так и у нас – катастрофа.

Неадекватность систем образования и науки современному миру, обращённость во вчерашний день, деинтеллектуализация образования, а, следовательно, социальной жизни в целом – всё это создаёт общество, в котором как верхи, так и низы не способны не только справиться с проблемами эпохи, но даже увидеть их.

"Снижение ментального уровня высвобождает страшные зоны нашего бессознательного, которые бесцензурно прорываются на поверхность. И есть люди, которые на этом наживаются и этому способствуют. Мы пробиваем дно в том, что утрачиваем культуру смысла. Мы настолько упростили отношения в нашем обществе и понизили планку интеллектуального уровня, что это крайне опасная вещь. Юнг говорил, что когда сознание понижается на критическую величину, все монстры и чудовища, которые рождает спящий разум, выходят на поверхность. Уже из подпола слышится их стук, они постепенно выползают и расправляют перепончатые крылья на наших экранах. Если так пойдет и дальше, нам предстоят тяжелые времена, и некому нас будет лечить." Александр Дугин.
Оболваненным населением легче управлять, но по закону обратной связи это возвращается бумерангом к верхушке и их детям. Посмотрите на большинство современных политических лидеров в мире и сравните их даже не с началом XX века, а хотя бы с серединой. Современные "вожди" - какие-то серенькие пигмеи. Можно сказать, что сегодня в глобальном масштабе мы имеем неадекватность человеческого материала текущему моменту истории.

Решения с глобальными последствиями принимают люди провинциального, а то и просто местечкового уровня. И это ещё один показатель кризиса – рыба гниёт с головы. Ацефалы-«безголовые» с кризисом не справятся. Более того, стремясь избежать его, ещё более приблизят, как это сделал, например, Горбачёв.

Получается какой-то кошмарный коктейль: многомерный кризис, причём один кризис вложен в другой и они вместе – в третий!

Если «позднефеодальный аналог-сегмент» нынешнего кризиса влечёт за собой «позднеантичный» и вложен в него как в большую матрёшку. Сам «позднеантичный» вложен в сегмент-аналог верхнепалеолитического кризиса, и вот это уже совсем невесело: даже если бы теоретически удалось решить проблемы первого сегмента и второго, мы всё равно наталкиваемся на третий.

Как говорил толкиеновский Гэндальф, повторяя слова одного из героев «Макбета», “Если мы проиграем, мы погибли; если добъёмся успеха, то придётся решать следующую задачу”. Но это в теории. В реальности каждый из «матрёшечных» кризисов возможно решить только на следующем уровне, а следовательно – только в целом. И эта целостность упирается в реальность под названием «капитализм».

В отличие от региональных систем античности и феодализма, капитализм – мировая система, а потому его кризис автоматически становится кризисом планеты в целом, причём не только социосферы, но и биосферы. Капитализм, продемонстрировав фантастические материальные и научные достижения, подвёл человечество к краю исторической, биологической, природной пропасти. У Артура Конан Дойла есть роман «Когда земля вскрикнула». Земля конца XX – начала XXI века не просто вскрикнула, она орёт что есть сил, пытаясь привлечь внимание людей к опасной ограниченности созданной ими индустриальной цивилизации и возможном окончательном решении человеческого вопроса путём освобождения биосферы от надоедливого и алчного «человека разумного» (хомо сапиенс), который (особенно в капсистеме) перестаёт быть sapiens.

Исчерпание ресурсной базы, проблемы экологии (если добыча ископаемых продолжится темпами, характерными для ХХ в., то, как считают специалисты, за ближайший век из недр будет изъято всё, что планета накопила за четыре миллиарда лет!), демографии, продовольствия, воды – всё это напоминает кризис верхнего палеолита. Но - только многократно усиленный, усложнённый и опасный. Способный не только сократить население планеты на 50-80 процентов, но и обнулить его.

В любом случае, удастся ли человечеству преодолеть кризис с относительно минимальными потерями или это будет повторение верхнепалеолитического кризиса по полной программе, жизнь после кризиса будет принципиально, практически по всем параметрам отличаться от посленеолитической истории, от цивилизации. Это будет другой мир, другая история. Может быть, другая цивилизация. А может быть, неопалеолит или нечто третье. В любом случае – к сожалению, мало кто это понимает – мир доживает последние докризисные десятилетия.